Мама никогда не училась живописи и даже в заоблачных мечтах не представляла себя художником. Говорила: «Это же особенные люди! Все красоту видят, а у них руки умеют!»

Отдельность рук означала, наверное, подсознательную убежденность в независимости дара от человека (что, впрочем, не умаляло ремесла). Всякий учившийся живописи в мамином представлении был счастливцем по определению. Сама она, конечно, не имела такой возможности ни в детстве, ни в юности — какая художественная школа в украинской деревне времен коллективизации? Но странно другое — очень долго мама не решалась взять в руки кисти и краски. Возраст тут не при чем: ее останавливало трепетное отношение к живописи — искусству, которое для нее было, несомненно, выше остальных. (Очень понятное чувство — так любовь к поэзии не позволяет писать стихи.) Вышивка — другое дело: после войны умели вышивать еще многие, и в маме, до того не бравшейся за иглу, с первого стежка проснулась генетическая память — и на свет появился классический черно-красный рушник.

К живописи много позже ее привело горе. С папиной смертью враз оборвалась ее жизненная мелодия, и мама, почувствовав, что начинает вовсе не метафорически сходить с ума, стала спасать себя ради «невзрослой еще дочки» точно угаданным способом. Купила кисти, краски, картонки (будто бы для ребенка, начинающего заниматься, как объяснила, стесняясь, продавщице), заперлась у себя в комнате и начала писать — без натуры, по памяти, по воображению. И на холсте к ее изумлению стало оживать то, о чем она, казалось, и думать забыла: детство, снег, растаявший сорок лет назад, «садок вышнэвый коло хаты» (сгоревший вместе с хатой в войну) и даже огромные тыквы, гордость родительского огорода, — «гарбузы», а рядом с ними ее папа и мама, мои дедушка и бабушка. Сохранилась фотография, на которой деревенский фотограф запечатлел их, чтобы послать маме, тогда студентке библиотечного института, в Ленинград.

Она полюбила этот город так же сильно, как свою малую родину — село Богородичное на берегу Донца, — но ни в одной из ее картин его нет: слишком тяжела была память о блокадной зиме. Помню, как поразила меня мамина фраза: «На фронте после блокады… было почти не страшно», — а ведь она воевала на передовой, дважды выходила из окружения и была награждена орденом Красной Звезды. Орден вручал ей папа — так они встретились… Двадцать три года вместе и тридцать лет вдовства — служения памяти. У любви долгое эхо — на всю оставшуюся жизнь.

Много лет мама вообще никому не показывала свои картины. Потом изредка стала показывать, но все равно стеснялась и, слушая мои объяснения про Руссо, Пиросмани и наивное искусство, говорила: «Ты меня с художниками не равняй!» Однако с удовольствием «отдала повисеть» свои «Черные сугробы» художнику Дионисио Гарсиа, когда тот попросил, а после выслушала рассказ Дионисио о том, как смотрел картину Андрей Тарковский и даже просил подарить…

Подписывала мама свои работы на старинный лад: «Рисовала Раиса Малиновская», а названий поначалу не давала. Только свою главную и, может быть, первую картину она назвала сразу: «Черные сугробы (31 марта)». 31 марта — папина годовщина.

Некоторые названия придумывала я, а мама принимала. Так ей понравилось «Большое озеро как блюдо» — тем более что озеро на картине — то же, что в стихах Пастернака, переделкинское, и речка на ее картинах — та самая Сетунь, и тот же «мелкий, нищенский, сквозной, трепещущий ольшанник». Ее излюбленный пейзаж — наши дачные окрестности: лес, речка, пруд между Баковкой и Переделкиным, но странным образом, путая хронологию и географию, в него вписываются «садок вышнэвый», украинская хата, южное небо и даже багульник (расцветший на картине, подаренной, не помню, кому). Это лиловое зарево — память о счастливых годах, прожитых на Дальнем Востоке. Все, что дарило маме счастье, на ее холстах — рядом. Так несмолкающее эхо любви своей властью смещает годы, реки и города.

Воспоминания Натальи Малиновской, дочери художницы

Малиновская (урожденная Кучеренко) Раиса Яковлевна (14 марта 1915 г. — 24 января 1997 г.) родилась в селе Богородичное Славянского района Донецкой области в бедной крестьянской семье. Родители — украинцы.

Закончила ФЗУ в г. Славянске, затем Библиотечный институт им. Крупской в Ленинграде.

Работала библиотечным инспектором, заведующей библиотекой в г. Лодейное Поле Ленинградской области, затем заведовала библиотекой Механического техникума в Ленинграде. На этой должности проработала всю первую блокадную зиму до апреля 1942 г. Заболев дистрофией, была эвакуирована в г. Грозный.

С лета 1942 г. на фронте. Награждена орденами Красной Звезды, Отечественной войны и многими медалями. Закончила войну на Забайкальском фронте.

После войны работала в библиотеке Хабаровского Дома офицеров. В 1956 году с мужем – Маршалом Советского Союза Р.Я. Малиновским – и дочерью переехала в Москву.

После смерти мужа в апреле 1967 года была избрана членом президиума Совета ветеранов Степного, 2-го Украинского и Забайкальского фронтов.

Похоронена на Введенском кладбище в Москве.

В 1994 году состоялась первая персональная выставка живописных работ Р.Я. Малиновской в Центральном доме художника на Крымском Валу в Москве.

«Долгое эхо», ее вторая выставка, проходила во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства в мае 2005 года.